Non scholae, sed vitae discimus    Не для школы, но для жизни учимся (лат.)

Образовательный сайт Алёны Афанасовой (Бояриновой)

Встреча-беседа Лены Алекеевны Никитиной с родителями и педагогами в СПША 9 октября 1999 г.

Лена Алексеевна Никитина – автор книг “Родителям XXI века или как воспитать здорового ребенка”, “Мы, наши дети и внуки”, сподвижник и вдова Б.П.Никитина, автора книг “Детство без болезней”, “Интеллектуальные игры” и мн.др..

Текст представлен полностью и без комментариев, размещается без права перепечатки, как отдельных частей, так и в целом

…Я вам признаюсь, и ничего тут не сделаешь: я действительно как-то обрушилась за этот год. Силенок маловато, поэтому я фактически еще не приступала к писанию (имеется в виду – новой книги, ред.). Еще только пока разбираю все наследство, которое мне Борис Павлович оставил. А оно я вам доложу огромное: вот в смысле рукописей, заметок. Там одних книг с его пометками – не одна тысяча. Я чувствую, мне придется совсем жутко. Без него это сложно, очень сложно просто его очень дома не хватает. Ну, как водится: что имеем, не храним, потерявши плачем. 

Я всегда говорю (правда, я после января этого года мало встречалась с людьми), но приходилось каждый раз говорить: давайте беречь друг друга, ценить то, что есть в человеке, и не жаловаться на то, чего нет в нем. Это, действительно, мудрость, которая вот так вроде бы и известна, а чувствуешь ее тогда, когда потеряешь. Вот я это испытала, и еще раз поэтому говорю, что надо, наверное, научиться видеть то, что есть и этому радоваться. Борис Павлович это как раз умел. И именно поэтому его сейчас очень не хватает в доме. Женщины (и я в том числе), все недостатки какие-то видим – замечания, бурчания, упреки, попреки… А все вспоминают дедушку – он радовался, и радовался всему, что получится. И вот этого очень часто не хватает в нашем доме. Ну ладно, я уж, конечно, буду стараться делать все, что он хотел написать.

А сегодня, прежде чем вы мне зададите вопросы (вы их можете и сейчас задать), мне хотелось минут 15-20 сказать вам, какие важные для меня есть вещи. Я, конечно, посмотрела и вашу программу школы, и еще одной школы. Ну и вообще-то знакома более-менее с этими намерениями многих родителей, которые хотят дать своим детям все, что можно. И вот сейчас опять взяла в руки вот это, вот эту книжечку “Я воспитываю одаренного ребенка”. Сейчас так много стало появляться такой литературы.

Я понимаю, что мы в этом деле участие тоже приняли немалое. Я понимаю ответственность, которая на нас легла, и пугаюсь этому процессу. Развивание детей стало золотой жилой. Это как бы самоцель. Развивание ради развивания, ради разумности, ради способности, ради карьеры, ради бог весть чего. А главное, ради часто не ребенка даже, а удовлетворенного тщеславия взрослых, родителей. Мы ж тоже через это прошли.

В наших дневниках и книжках наши, по-моему, пытались, по крайней мере, честно об этом написать, что он (вот зуд тщеславия!) должен быть такой, такой, такой…! Да ничего он не должен! Единственный его долг – Человеком становиться. И мы в этом деле ему помочь должны. А человек-то в это понятие в себя вбирает столько всего… Интеллект, ум и даже одаренность – это вовсе даже не главное. Этот, между прочим, камень преткновения мы назвали ... (данное слово в записи разобрать не удалось, ред.). Вечный наш спор. Я все про совесть, а он все про интеллект. Это мы только уж под конец начали соображать, идя друг другу все-таки навстречу, что одно другому не мешает, а помогать должно.

Но помогать, а я сейчас вижу с грустью, даже, если хотите, с ужасом иногда, когда вот это развивание детей только обучению чтению, математике и бог весть еще каким серьезным вещам, оно вытесняет более важные вещи, и из семей в том числе. Вытесняет то самое, чего нам всем страшно не хватает: понимания, любви, заботы, нежности и тех самых человеческих качеств, которые сейчас почему-то как-то отодвинулись. В мире настолько холодеет, все в мире вообще, и в нашем в том числе, российском. Когда люди заботятся о себе, в крайнем случае, о своей семье, а что уж там дальше в мире происходит – да шут с ним.

Там где-то там вот сейчас война идет, у нас в стране война идет! Мы праздники устраиваем. По телевидению, извините за выражение, черт знает, что крутят. А ведь наш дом горит с одной стороны уже, и люди и гибнут, и гибнут, и гибнут… Вот такого состояния раньше, насколько я помню, и люди моего поколения подтвердят, ведь ей-богу же не было! Почему мы сейчас так атомизируемся, почему так начинаем заботиться только о себе? Женщины, которые берут организовывать нас, родителей (поклон им низкий – это огромная работа, как всякая организаторская работа), таких людей не так уж и много! А все как будто под себя начинают грести.

А тут еще с этим окаянным рыночным отношением. Деньги стали теперь у нас главными в семьях. Ну а у людей все более сиротливые глаза, сиротские глаза. Я во всех аудиториях, когда бываю, меня это настолько поражает, даже не знаю, как сказать… Вот каждый смотрит человек, особенно, между прочим, женщины, вам мы там и умные и образованные, а глаза сиротливые. Ну не хватает нам чего-то! И мы не даем, и нам не хватает! Так ведь жить-то нельзя! А от ума это, увы, и происходит.

И вот когда я писала последнюю книжку (там пришлось мне, правда, убрать одну главу, в первом издании она есть, а в этом издании нет, я пожалела, что убрала, но пришлось сокращать книжку), там у меня была глава об интуиции (“Родителям XXI века…”ред.). Впервые в жизни до меня дошли хоть краешком вот эти сведения об интуиции как кладези человеческого характера, особенно женского.

Что это такое интуиция? Мы все употребляем это слово, но не знаем, что это значит. Вот когда до меня хоть немножко дошло, что это такое, думаю, матушки мои… Да, к сожалению этого в этой книжке нет, этой главы. Она издана была на педагогическом факультете, вот там она есть, эта глава. Вот если придется переиздавать, обязательно я ее подыщу. Но хотя бы в примитивном виде, так как я попыталась здесь (имеется в виду, в книге, ред.) рассказать об открытиях Аршавского, ну в самом примитивном виде: как сама поняла, так рассказала. Я поняла, насколько же нас выхолостили, нас, женщин, с этой эмансипацией, лишив нас интуиции женской, материнской. Если мы это с собственным ребенком не вырастим, то пропадет еще одно поколение! Надо вам признаться, тут, как говорится, все свои, заботящиеся об этих проблемах, неравнодушные, я сейчас пожинаю и горькие плоды.

Трудно об этом рассказывать, ну а приходится. Потому что скажу и всерьез, хочется это передать тоже людям. Мы может, пока что всеми силами, попытаемся вернуться на круги своя? О чем я сейчас хочу немножко сказать? Какие я горькие плоды-то пожинаю? Меня вот тут даже просили рассказать, что, как сейчас у нас, как растут, что с ними? Если захотите, я вам расскажу поподробней об этом. Но сейчас я скажу, о чем болит.

Буквально последние недели три-четыре, у нас с сыном, с младшим, произошел крупный разговор. Разговор ну просто наповал, как говорится, я еще опомниться не могу после него. А ведь еще и предстоят! Это младший наш. Кстати, читать он начал поздно, я рассказывала о нем, и это было к счастью. Он только в семь лет прочел первую книгу. Поэтому у меня есть основания опасаться раннего чтения. Вот это тот самый наш Ваня, сейчас у него сынишка растет уже, начал предъявлять ко мне претензии. Причем я ему очень доверяю, его отношению ко мне. Причем я совершенно уверена, что меня все ребята любят, безусловно. Тем не менее, он стал говорить мне такие жесткие вещи. Я отревела один день, наплакалась во второй день. Да все не подряд, а так, через некоторое время. В чем суть-то, я вам сейчас даже излагать не буду, потому что это надолго разговор. Я еще должна все это пережить, осмыслить. Каким-то образом усвоить, или, по крайней мере, что-то в себе переделать. Трудно даже слушать-то это! Причем претензии-то не только ко мне, но и к отцу. Поскольку я знаю, что он же любит нас обоих: и того, и другого очень, и в то же время вот так, почти жестоко говорить мне о вещах, которые вроде бы не мыслимы для меня, что я говорю: “Ванечка, ведь ты же меня разрушаешь!”. А он: “А кто же еще скажет-то?”. Да, никто не скажет. Только близкий человек, который за тебя волнуется, который хочет, чтобы ты не был таким, каким ты, по его мнению, есть. Я говорю: “Вань, я ж не такая, что ты про меня говоришь?”. А он говорит: “Ты смотришь изнутри, а я смотрю отсюда. Уж как воспринимаю я тебя, дети и так далее”. И уж что в конце концов пока (пока, потому что разговоры еще не кончились, они еще идут)?

Какой-то практический вывод, который я покуда не то, что сделала, – почувствовала. Вот с тем-то я к вам и ехала. Я почти отказалась от того, чтоб здесь появиться. Но обещала, значит надо быть. Это уж наше вышколенное за годы советской власти “надо”, так надо делать! И вот я перед вами. Ощущение такое: я не имею права говорить с людьми! Ну нет у меня сейчас этого права говорить с людьми. Почему? Потому что (ну я и раньше-то вообще сомневалась) ну что я такое, чтоб можно было в аудиториях что-то там вещать да еще чему-то там учить? Я прочитала список ваших работ, да тут мне надо самой поступать сюда и все это как-то изучать. потому что я и того не знаю, и того не знаю, и очень много чего не знаю… Даже вот и ладить очень будешь с людьми. Дедушка умел это великолепно, а я не очень.

Вот для меня сейчас действительно вопрос. Ведь когда человек идет рассказывать о чем-то (ну вот и мы с Борисом Павловичем, ведь он очень рано вылетел на трибуну-то, главное, не всегда открытую)? И мы чувствовали себя вправе это делать, потому что ну действительно находки, ну действительно удивления на каждом шагу, ну действительно эврика! Ну хочется, чтобы люди знали об этом! Не потому что о нас знали, мы уж от этой-то славы задохнулись. Но ведь действительно же важные вещи. Ведь до сих пор письма Борису Павловичу присылают: давайте, давайте, это нужно, это важно и так далее. И действительно до сих пор.

Вот еще одно письмо (я уж не буду его зачитывать). Одна женщина пишет: да где ж найти родильный дом, где бы можно ребенка было приложить к груди сразу? Если есть такой роддом (она приехала в Москву даже, здесь куда-то обращалась), так надо 18 тысяч выложить, чтобы разрешили! Ну то есть вот как же медленно это пробивается, идет в жизнь! Ведь это же чудовищно! Значит, с одной стороны, надо – надо, чтобы за душу хватало, надо говорить об этом, надо, чтобы наши мамы требовали уже того, что им полагается самой природой. Хорошо, тут у меня нет возражений.

А что касается взаимоотношений в семье (то, о чем я начала говорить): как научить детей любить, как научить понимать других? Это то, над чем бьюсь я всю дорогу, можно сказать, всю жизнь. Как я встала на этот путь материнский – он меня от многого спас, по-видимому, от всего. Потому что сильно в нас вбивают нечто, что потом очень мешает в семейной жизни понять мужа, понять детей, понять зятьев, невесток… Кто там у нас еще? Полный конгломерат, набор: и зятья, и невестка вот сейчас с нами живет (Ванина же жена)… Насколько ж все это сложно! Простая русская женщина, баба (извините; хорошее слово, а я вот извиняюсь), простые женщины, они вот умели это делать! Ну, конечно, там тоже не без греха, и там тоже были и самодурки, и Кабанихи, и прочее и прочее. Ну ведь обычные женщины…

Я люблю одну передачу, “Играй, гармонь!”. Не саму даже “…гармонь”, может быть, а лица люблю человеческие разглядывать. Вот эти самые, которые не интеллектуальны, а просто просты. Живут люди, как живут, как Обломов когда-то. Перечитываю сейчас “Обломова”, кстати. Великолепная книжка! И все про нас. Люди, без особых размышлений, каких-то там умозаключений, теорий, тренингов, они знали, как встретить человека, как понять, что он устал, когда водочки, может быть, поднести, а когда наоборот. Они сочувствовали, особенно это касается женщин, но ведь и мужчин так же. Ну куда же у нас все это девалось?

Ну вот мне тот же Ваня говорит (чтобы уж мне голословной не быть): ну ладно, приходят три мужика в дом, поздно, часов в 11, наверное. Сейчас такая работа у многих: у зятьев, и у сына, что и не поймешь даже, когда они придут. А тут сразу все трое завалились, а я сама едва на ногах стою. Ну и спрашиваю: “Ребят, вы голодные?”. Вот мне на следующий день Иван и отчитывает: “Ну кто ж так говорит? Надо на стол поставить и посадить. Потому что первое, что человек сделает нормальный, – он откажется, хоть будет вот как голодный. Я – действительно так! Иван-дурак-то, помните, даже к бабе-Яге приходит и то: “Ты меня сначала накорми, потом спать уложи, а потом уж расспрашивай”. А тут приходят в дом, ну хоть и поздно, правда, ну устала я. Но все равно первое движение женщины, оно должно быть – накормить этих трех. Вот они явились, наверняка же голодные! Нет, я спрашиваю. Вот пустяк, казалось бы. А этот пустяк потом отравил существование мне на неделю. Да что ж я, в самом деле, за человек? Не упала бы я от усталости, если бы я тут яичницу им приготовила и поставила на стол! Да ведь и было что-то там. Этот вопрос я помню опять, через это себя все протаскиваешь...